17 декабря 2020 г. глава государства подписал эпохальный Закон Республики Таджикистан №1744 с элегантным названием: «О внесении изменений и дополнений в Налоговый Кодекс Республики Таджикистан». Журналисты и активисты гражданского общества страны, в соответствии с тенденциями стран-соседей и введенным термином, дали ему меткое название: «Налог на Гугл». А «первыми ласточками» для простых обывателей стали «письма счастья», пришедшие от банков и кредитных организаций Таджикистана.
Формулировка проста и весьма незатейлива:
«С 16 января такие услуги, как оплата за соцсети, онлайн-игры, зарубежные домены и хостинги в связи с изменениями в налоговом законодательстве будут недоступны»
Некоторые эксперты и чиновники, у которых брали интервью журналисты, попытались успокоить общественность: введение 18% НДС на электронные услуги, оказываемые иностранными лицами, – ожидаемый шаг. Просто Таджикистан с принятием подобного закона «присоединился к дружной семье» и привел свое законодательство в соответствие с общемировой практикой.
Так ли это? Или наша страна «идёт своим путем»? Или копирует не самый удачный опыт? Или копирует удачный опыт, однако, без учета реалий и особенностей, присущих каждой стране?
Nukta.tj попробовала разобраться в сути вопроса.
Чем вводимый 18% НДС (налог на Гугл) отличается от «цифрового налога»?
Крупнейшие транснациональные IT-корпорации, зарабатывая фактически на пользователях всех стран мира, платят налоги в стране регистрации своей штаб-квартиры. Поэтому большинство выбирает для своих штаб-квартир или дочерних предприятий страны с низкими ставками налогов, такие, например, как Люксембург (Skype, iTunes) или Ирландия. Именно в Ирландии (ставка налога на прибыль составляет всего 12,5%) расположены европейские офисы Google, Facebook, Microsoft, Amazon, Airbnb, Oracle, Playriх и др. По разным приблизительным оценкам, благодаря этому ежегодно в экономику Ирландии поступает до 120 млрд. долларов США.
Естественно, от подобного положения дел теряют крупнейшие рынки потребления IT-услуг и продуктов. Кроме того, страны теряют не только налоговые поступления. В виду неодинакового налогообложения компании этих стран изначально поставлены в худшие условия.
Для исправления этой ситуации с 1 января 2015 г. ЕС законодательно закрепил норму, по которой налог платится по месту нахождения потребителя услуги. Начиная с 2015 года этим щепетильным вопросом вплотную занялась и Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), пытающаяся разработать схему сбора и справедливого распределения налогов среди стран. Однако, пока все усилия тщетны.
В связи с этим правительства ряда стран ввели так называемые «цифровой» налог.
«Первой ласточкой» в 2019 году стала Франция, которая ввела 3%, что принесло ей около 25 млн. евро в 2019 г. Однако уже в 2020 году была вынуждена временно приостановить. Главной причиной эксперты называют давление со стороны США, расценивших введенный французами «цифровой» налог как дискриминационный и пообещавших в ответ введения 100-процентных ввозных пошлины на французские товары. По приблизительным оценкам размер потерь Франции мог бы составить порядка 2-2,4 млрд. долларов США.
Необходимо отметить, что ставки «цифрового» налога разняться: в Индии сбором по ставке 6% облагаются доходы иностранных компаний от b2b-сделок в области цифровой рекламы, в Турции – по ставке 7,5%, Великобритания – по ставке 2%, Италия планирует ввести 3-процентный налог с января 2021 года. Российская Федерация активно прорабатывает вопрос введения «цифрового» налога с учетом возможных рисков и расходов, связанных с администрированием «цифрового» налога.
Весьма показательным в этом плане является Венгрия, в которой взимались по прогрессивной ставке от 5,3 до 7,5% налоги с онлайн-рекламы на венгерском языке. Однако за 2018 год венгерский налоговый орган отчитался о низком уровне собираемости налогов с зарубежных компаний и обнулил налог.
Есть еще один небольшой, но очень важный нюанс: большинство стран если и вводит «цифровой» налог, то, во-первых, с небольшой процентной ставкой, а во-вторых, именно на доходы иностранных компаний (что справедливо), а не 18% НДС на оказываемые электронные услуги.
В чем же главная сложность введения «цифрового налога»?
Главная сложность (кроме нежелания крупных корпораций делиться частью прибыли со странами с высокими ставками налогов) заключается в определении размера прибыли транснациональной IT-компании, приходящейся на конкретную страну. Во-первых, необходимо определять местонахождение пользователей. Для этого IP-адреса пользователей должны отслеживать и «цифровые компании», и соответствующие контролирующие органы той или иной страны. Кроме того, у налоговых органов той или иной страны должна быть информация о прибыли каждой «цифровой» компании в каждой конкретной стране. В реальности информацией о прибылях по странам располагают только «цифровые компании».
Конечно, есть ряд международных механизмов, которые призваны обеспечить определенную долю транспарентности. Одними из таких инструментов являются отчеты международного обмена данными об операциях транснациональных компаний CbCR (Сountry-by-Country reporting). Однако, в подобные отчеты попадает информация о деятельности компаний с общим годовым оборотом более €750 млн., а, следовательно, финансовые данные огромного количество «цифровых» компаний остаются «за бортом» подобных отчетов.
Поэтому на сегодняшний день, в отношении подавляющего большинства «цифровых» компаний существует пока единственный и весьма утопический подход: добровольное и добросовестное раскрытие доходов и прибылей международных IT-компаний в разбивке по странам мира.
Но тут как в присказке: «свежо предание, но верится с трудом…»
Опыт стран-соседей: «все в шоколаде» или…?
Страны постсоветского пространства идут своим путем. Пока эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) «бьются над разработкой схемы сбора и справедливого распределения налогов», наши страны вводят НДС. Различаются только процентные ставки… ну и степень проработки вопроса.
Главным стимулом для всех стали весьма солидные налоговые платежи иностранных компаний, оказывающими электронные услуги покупателям в России. ФЗ от 3 июля 2016 г. № 244-ФЗ, вступивший в силу с 1 января 2017 года, с легкой руки журналистов получил неофициальное название Закон «О налоге на Google». По данным ФСН РФ только за I квартал 2019 года благодаря этому налогу в государственный бюджет России поступило 12 млрд. рублей (для сравнения, за 2017 г. – 9,4 млрд. рублей, за 2018 г. – 12, 2 млрд. рублей).
Данная информация не могла не вскружить голову депутатам, чиновникам и экспертам в разных странах постсоветского пространства. Так, например, в интервью Sputnik-Кыргызстан депутат кыргызского парламента Руслан Казакбаев заявил: «По словам экспертов, мы теряем от $500 млн до $1 млрд из-за того, что интернет-ресурсы не платят налоги. Практически все коммерческие компании отдают им деньги за рекламу, но они платят налоги лишь в своих странах». Причем политика не смутило, что в России (рынок IT услуг которой превышает аналогичный рынок Кыргызстана на несколько порядков) за 1 квартал, по словам самого же депутата собирают «налог на Гугл» в размере 2 млрд. рублей. То есть, опираясь на цифры, приведенные депутатом, и произведя несложные расчеты, можно сделать вывод: в год в России налог на Гугл составляет 8 млрд.рублей или грубо 130-150 долларов США. На основании каких данных г-н Казакбаев считает, что его страна теряет «от $500 млн до $1 млрд» – осталось загадкой.
Весьма противоречивой является и информация из других постсоветских стран, в которых фактический и потенциальный объемы рынок IT-услуг сравнимы или значительно превышают аналогичные показатели Таджикистана.
Аналитики консалтинговой фирмы Kesarev провели исследование текущего положения дел вокруг «налога на Google» (налог для иностранных цифровых компаний, прим. редактора) в странах СНГ. Результатом исследования стала полноценная картина, описывающая процесс перехода постсоветских государств на совершенно новую модель налогообложения трансграничных цифровых услуг
Весьма любопытная деталь: в большинстве постсоветских стран законодательные формулировки, регулирующие «налог на Гугл», практически слово в слово повторяют друг друга. Однако, ответы налоговых ведомств на вопрос: «на чьи плечи ляжет бремя налога на Гугл» разительно отличаются друг от друга. Пожалуй, самыми прямолинейные являются налоговики Узбекистана, давшие честный и исчерпывающий ответ:
«В средствах массой информации этот НДС называют “налогом на Google” – это лишь неофициальное название, закрепившееся в народе. Это не новый налог, а расширение сферы действия хорошо знакомого всем НДС. Налог на добавленную стоимость, как косвенный налог, будет, по сути, оплачивать потребитель, а иностранные компании, заложив в цену услуг НДС в размере 15%, будут получать сумму налога от потребителей и направлять ее в бюджет Узбекистана».
Для справки: на сегодняшний день в Узбекистане зарегистрировались в качестве поставщика электронных услуг 20 компаний (Google, Yandex, Facebook, Netflix, Samsung, Huawei, Apple – https://tax.uz/ru/site/companys). Каков размер собранного «налога на Гугл» в Узбекистане за 2020 год и насколько оправдались надежды налоговых органов страны – пока не ясно.
Новая реальность: «налог на Гугл» в Таджикистане
Про введение «налога на Гугл» в Таджикистане написали практически все СМИ страны. Выдержки из принятого закона публиковались и продолжают публиковаться постоянно. Но что же тревожит очень многих таджикистанцев? В первую очередь, пожалуй, неопределенность.
Что, для кого и как изменилось в связи с поправками в действующий Налоговый Кодекс? Какие «подводные камни», перипетии и неожиданные повороты?
Приходится констатировать: вопросов при «ближайшем рассмотрении» становится больше, а ответов – увы, меньше.
Чего же ожидать от введения «налога на Гугл» в Таджикистане? Пожалуй, до конца ответ на этот вопрос не знают даже инициаторы введения этого налога. А причина банальна и проста – в стране до сих пор не введен в действие АВР (анализ регуляторного воздействия) нормативно-правовых актов. Хотя, благодаря инициативе Президента Таджикистана именно наша страна в числе немногих стран мира несколько лет назад заявила о пилотном внедрении АВР в законотворческую деятельность республики. И более того, с 1 января 2017 года в соответствии с решением главы государства в законотворческую деятельность должен был быть введен АВР.
Однако… «воз и ныне там»…
Михаил Петрушков, Председатель Национальной Ассоциации исследователей государственной политики и управления Республики Таджикистан
P.S. Подробнее о том, какие вопросы возникают у обывателей и экспертов при изучении принятых поправок в действующий Налоговый Кодекс РТ, читайте в следующих статьях на сайте Nukta.tj.
