“Геополитическая «Большая игра» в Центральной Азии кажется возобновляется с новой силой и в довольно причудливой форме. Это находит свое отражение в геополитической арифметике: образно говоря, для США «5+1=5», для России «5+1=6», для Китая «5+1=x»” – отмечает узбекистанский политолог Фарход Толипов в статье для CABAR.asia.
15 октября 2020 г. состоялась онлайн-встреча министров иностранных дел пяти стран Центральной Азии и России, на которой было принято «Заявление министров иностранных дел государств Центральной Азии и Российской Федерации о стратегических направлениях сотрудничества». Третья по счёту встреча в таком составе свидетельствует о появлении дипломатического формата, аналогичного американскому «C5+1», который был создан несколько лет назад. Надо заметить, что и Китай, в свою очередь, пытается закрепить за собой такой же подход к региону по модели «5+1».
Такое повышенное внимание к Центральной Азии со стороны великих держав порождает противоречивые интерпретации, оценки и ожидания. Несмотря на внешне одинаковые дизайны этих форматов, их содержание и модальность кардинально отличаются друг от друга. И это во многом связано, так сказать, с «перетягиванием каната» (tag of war) в рамках пресловутого геополитического треугольника США-РФ-КНР в духе realpolitik, о котором аналитики и политики как мантру повторяют на протяжении всего периода независимости стран региона – почти 30 лет.
Геополитическая арифметика приобрела в последнее время своеобразную магию чисел: эта сумма «5+1» даёт разные решения, в зависимости от того, на каком углу искомого треугольника мы стоим. Для США «5+1=5», для России «5+1=6», для Китая «5+1=x». Рассмотрим вкратце эту арифметику.
США
Формат “C5+1” был инициирован в сентябре 2015 года, и первая встреча состоялась в ноябре того же года в Самарканде. С тех пор прошли несколько встреч, которые обрели определенную регулярность. Особую тональность этот формат приобрел в ходе ташкентской встречи в феврале этого года, когда госсекретарь США Майк Помпео совершил визит в Казахстан и Узбекистан. Этот визит практически совпал по времени с принятием новой Стратегии США в Центральной Азии на период 2019-2025 годы. Фактически и Стратегия, и ташкентская встреча в формате “C5+1” обозначила начало нового раунда «Большой игры» в регионе. Она также обозначила неизменность нормативного измерения как Стратегии, так и самого формата встреч.
Стратегия гласит: Центральная Азия представляет собой геостратегический важный регион для интересов национальной безопасности Соединенных Штатов, вне зависимости от уровня вовлеченности США в Афганистане. В этом пункте содержится важное послание о том, что Центральная Азия есть самостоятельный регион и Афганистан не является решающим фактором для отношений США с Центральной Азией.
Начиная с 2016 года формат “C5+1” предусматривает совместную работу государств в рамках пяти проектов: 1) контртерроризм; 2) конкурентоспособность в бизнесе; 3) развитие транспортных коридоров; 4) энергия будущего; 5) поддержка национального и регионального адаптационного планирования в области экологии.
Сопоставляя процесс «5+1» с политикой, которую вели Соединенные Штаты на протяжении последних 30 лет, можно заметить, что с заметным постоянством политика США в отношении Центральной Азии основывалась на признании и поддержке независимости региона его стран в их единстве. Так, например, принятый еще в 1999 году законопроект «Стратегия Шелкового Пути» обозначил следующие основные интересы США: 1) обеспечение развития стабильных, демократических государств в регионе, включая разрешение региональных конфликтов; 2) развитие дружественных отношений между государствами в регионе и с Соединенным Штатами и их союзниками; 3) поддержка развития экономик и природных ресурсов региона на основе рыночных требований, а не посредством эксплуатации региональными, гегемонистскими державами.
Следует заметить, что формат “C5+1”, помноженный на все прежние усилия США в Центральной Азии, однозначно артикулирует внутрирегиональное сотрудничество как цель и содержание всего этого процесса. Об этом говорят и совместные заявления и прежние стратегические документы США в отношении Центральной Азии.
Между тем, известный американский политолог Юджин Румер, указывая на значение постсоветского пространства для интересов США, признавал, что определенное соперничество между мировыми и региональными державами в этом регионе неизбежно. «Но маловероятно, что Китай или Россия будут способствовать системным реформам, которые Соединенные Штаты считают существенными для долгосрочной стабильности в регионе».
Итак, американская формула “C5+1” не преследует установление какого-то доминирования США в регионе и потому является регионо-центричной по своей направленности и содержанию.
Россия
Анализируя итоги недавней встречи министров иностранных дел России и пяти стран Центральной Азии, газета «Коммерсантъ» пишет: «Отныне Москва будет развивать не только двусторонние связи, но и рассматривать Центральную Азию как единое целое… Это своего рода новая стратегия российской внешней политики в Центральной Азии». Но на поверку оказывается, что это вовсе не новая, а прежняя стратегия, т.к. «по замыслу Москвы, результатом этого процесса должно было стать совместное видение развития сотрудничества, а Россия рассматривалась «пятеркой» не столько как «+1», а, по сути, как шестой член их объединения». Такая интерпретация российского варианта «5+1» довольно претенциозна, поскольку игнорирует самостоятельность и самоценность региона, который, как будто не должен рассматриваться без шестого члена группы. История как будто повторяется: Россия уже была членом Организации Центрально-Азиатского Сотрудничества (ОЦАС), что не только не спасло ОЦАС от роспуска в 2005 году, но, очевидно, стало причиной этого.
Сопоставляя (как и в случае с американской стратегией) российский вариант формата «5+1» со стратегией России в отношении Центральной Азии на протяжении прошедших 30 лет независимости, мы можем обратить внимание на то, что идеи и ценности демократии не находят в ней своего отражения, что заметно отличает ее от американской и европейской стратегии. Тем самым в «новом» формате фактически продолжается прежняя линия Москвы на сохранение статус-кво в регионе.
Здесь перед центральноазиатскими странами возникает геополитическая фантасмагория: очевидно российский формат для Центральной Азии возник как некий ответ американскому. Если рассматривать вопрос с такой точки зрения, то в нем зримо или незримо будет присутствовать геополитическое измерение. Следовательно, явная или скрытая разница в целях и содержании двух форматов ставит пять стран региона в ситуацию выбора. Заметим, что и до появления российского формата «5+1» отношения России с этими странами были уже, так сказать, разноформатными. Например, Казахстан и Кыргызстан являются членами ЕАЭС, Узбекистан решил присоединиться к этой организации только в качестве наблюдателя, Таджикистан и Туркменистан остаются в стороне от нее.
В последнее время можно заметить, что ЕАЭС становится геополитической самоцелью России, а не выгодной для всех членов организацией. Вашингтон, как известно, критически относится к ЕАЭС и даже выражал нежелание вступления Узбекистана в Союз. При этом все пять стран Центральной Азии возобновили свой региональный, пятисторонний формат сотрудничества – Консультативные встречи (см. ниже). Эта фантасмагорическая ситуация требует от этих стран либо постоянного маневрирования, либо более строго совместного позиционирования.
Такая ситуация усугубляется еще и тем, что в российский медийных и экспертных кругах часто провоцируется подозрительный и уклончивый взгляд на Евросоюз и США, с которыми центральноазиатские страны установили отношения стратегического партнерства и развивают сотрудничество, что, безусловно, отвечает национальным интересам всех пяти стран.
Итак, российская формула «Ц5+1» является, скорее, российско-центричной, чем регионо-центричной.
КНР
16 июля 2020 года Китай провел свою первую встречу в формате «5+1» на уровне министров иностранных дел центральноазиатских стран и Китая. Встреча фокусировалась в основном на преодолении последствий пандемии и восстановлении экономик стран региона. Симптоматично, что Пекин тоже увлекся новомодным форматом, несмотря на то, что уже существуют китае-центричные форматы, такие как ШОС и инициатива «Пояс и Путь».
С одной стороны, китайский вариант искомого формата вроде отражает признание региона как данности, а с другой он пока не декларирует более конкретное видение перспектив его развития. Предложенный недавно китайским руководителем в рамках «Пояса и Пути» лозунг «сообщество общей судьбы» затуманивает будущие импликации всеобъемлющего китайского вовлечения в Центральную Азию. Эта неясность проистекает в силу двух обстоятельств: а) что этот лозунг выдвигает растущая мировая держава, чья формирующаяся ниша в мировом порядке вызывает разные ассоциации и ожидания; б) что эта держава – сосед региона Центральной Азии.
Именно поэтому в странах региона, а также у международных экспертов оценки растущего присутствия Китая в этом регионе варьируются между синофобией и синофилией. Геополитика Китая в XXI веке еще недостаточно изучена в отличие от геополитики США и России. На риски, которые может скрывать «Пояс и Путь», указывают не только местные, но и международные эксперты. Одним из наиболее общих и распространенных является представление, что причинами для осторожности и опасений для центральноазиатских стран являются: растущие националистические реакции на передачу китайцам земель (как это имело место в Казахстане в 2016 году); торговая конкуренция; непрозрачность контрактов китайских фирм и их несоблюдение местных экологических норм и законов; невыполнение требований привлечения на работу местных рабочих и т.п.
Кроме того, как Китай собирается разыгрывать центральноазиатскую карту в своей глобальной геополитической игре – сложный вопрос. Известно, что в годы холодной войны китайскую карту постоянно пытались разыгрывать США и СССР в своем противоборстве друг с другом. Теперь же на нынешнее российско-американское глобальное соперничество вклинивается самостоятельно выступающий Китай.
Итак, китайская формула «5+1» более сумбурна в сравнении с геополитическими соперниками Китая. Она столь же эклектична, сколь противоречивыми и туманными являются рамки ШОС и «Пояса и Пути».
«Центральноазиатская пятерка»
Тем временем у пяти стран Центральной Азии есть свой формат – Консультативные встречи президентов. Его эти страны развивают с 2018 года. Как известно, прошли уже две встречи в этом формате: в марте 2018 года в Астане и в октябре 2019 года в Ташкенте. Третья встреча ожидалась пройти в Бишкеке, однако недавние протестные выступления и беспорядки и смена власти, связанные с прошедшими парламентскими выборами, очевидно, отодвинут сроки проведения бишкекской встречи.
Несмотря на это, 9 октября 2020г. МИДы Казахстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана выступили с совместным заявлением по ситуации в Кыргызстане. Это заявление по сути отразило неизменность курса на региональное сотрудничество. В нем государства выражают не только озабоченность ситуацией в Кыргызстане, но и напоминание о единстве народов региона. «Мы как близкие соседи, связанные многовековыми узами дружбы, добрососедства, общих культурных и духовных ценностей, призываем народ Кыргызстана в эти сложные дни проявить присущую ему мудрость ради сохранения мира и восстановления стабильности в стране», – говорится в Заявлении.
Кроме того, надо отметить, что совместное заявление по ситуации в Кыргызстане отразило проактивную позицию стран региона, которые не остались безразличными к положению братской соседней страны. Здесь уместно вспомнить и обратить внимание на то, что всегда с первых лет независимости в официальных документах, заявлениях лидеров, выступлениях политиков стран Центральной Азии содержится указание на братство, вековые узы и добрососедство народов этого региона. Этот нормативное измерение регионального развития – фактор, существенно отличающий Центральную Азию от многих других регионов мира.
Некоторым выпячивание этого нормативного измерения кажется, лирическим отступлением от реальных и практических задач региона и неким романтическим излишеством в решении серьезных политических, экономических, торговых, инфраструктурных и других задач. Однако при этом упускается из виду тот факт, что именно это особое нормативное качество региональных взаимоотношений во многом и способствовало все время преодолению напряженностей, разрешению проблем и продвижению интеграционных усилий.
Таким образом, «центральноазиатская пятерка» постепенно обретает свою субъектность в международной системе. Эту субъектность надо принимать во внимание и учитывать при анализе модальности разных форматов типа «5+1». Часто в своем анализе аналитики фокусируются на цифре, стоящей справа в этой арифметической формуле, и недооценивают и даже пренебрегают цифрой, стоящей слева.
Выводы и рекомендации
Рассматриваемый нами формат также продвигается Японией, Южной Кореей, Индией. Каждая из этих стран признает не только важность, но и целостность региона. Их центральноазиатская политика в основном ориентирована на поддержку регионального развития и практически не содержит явной или скрытой геополитической интенции. В данной статье я ограничился тремя державами, геополитика которых преобладает в данном регионе.
Геополитическая «Большая игра» в Центральной Азии, кажется, возобновляется с новой силой и в довольно причудливой форме. Это находит свое отражение в геополитической арифметике: образно говоря, для США «5+1=5», для России «5+1=6», для Китая «5+1=x». В этих условиях центральноазиатским странам надо выдвинуть стратегическую, смелую свою формулу «5+0», означающую позицию, диктуемую принципом независимости и идеи самоценности региона в составе пяти. Этот, по сути не новый, подход приобретает тем большую актуальность и важность, чем дальше от него удаляются пять стран – либо под влиянием внутренних противоречий, либо под давлением внешнего геополитического фактора.
Концепция «5+0» означает, что:
Центральная Азия представляет собой структурно целостный и закрытый для вхождения в него других государств; закрытый структурно, но открытый функционально. Эта формула должна стать руководящим принципом внутрирегионального развития.
Необходимо ускорить институционализацию Консультативных встреч президентов государств Центральной Азии в направлении восстановления в той или иной форме ОЦАС.
Когда анализируют политику США, РФ и КНР в Центральной Азии, часто рассматривают эту политику сквозь призму интересов этих держав. Сегодня чрезвычайно важно все больше, так сказать, выпячивать интересы самих центральноазиатских стран, особенно их общие интересы как единого региона.
Необходимо, чтобы членство двух государств в ЕАЭС не противоречило и не мешало региональным отношениям стран Центральной Азии (как это имело место в недавнем инциденте в анклаве Сох, где перемещение жителей Соха в сторону Узбекистана по автотрассе было блокировано, в частности из-за того, что Кыргызстан является членом ЕАЭС, а Узбекистан – нет).
По большому счету концепция «5+0» обращает наше внимание на цифру «5». Другими словами, прежде чем говорить о различных вариантах искомых форматов, необходимо сначала стать настоящей и твердой «пятеркой».
Cabar.asia
